Беда пришла неожиданно, хотя ощущение, что что-то должно случиться, было уже давно. Тяжелый подростковый возраст дочери вместо того, чтобы пройти, почему-то стал только усугубляться. Надежда, что дочь повзрослеет и одумается начала таять. И вдруг звонок «Мама, я ложусь в больницу, я наркоманка». С этого момента жизнь перестала быть реальностью. Поверить в случившееся было невозможно. Все время было ощущение, что этот кошмарный сон вот-вот закончится. Мы привыкли думать, что наркомания — это где-то там, в другой жизни, и трудно смириться с мыслью, что она пришла к тебе в дом — «Это может произойти с кем угодно, только не со мной«.
Судорожные попытки найти выход. Врач в больнице, добрая и отзывчивая женщина, отказалась посоветовать, куда можно обратиться кроме наркологического диспансера. И в ее словах был приговор: «Все равно они все к нам возвращаются» — говорила она.
Попытки найти лечебницу в интернете тоже не увенчались успехом, те запредельные цены за услуги, которые предлагались, приводили в ужас. Видимо, нужно было искать не лечение и клинику, а реабилитационный центр. Тогда я этого не знала. Подруга посоветовала религиозный центр при Крутицком Подворье. Но, поскольку семья у нас не слишком верующая, нам это не помогло.
Трудно передать в какой ад я попала: постоянные уходы с работы в больницу и на Крутицкое Подворье, покупка массы лекарств и поиск дочери, чтобы их ей всучить (выйдя из больницы, практически сразу дочь вернулась к старому и ушла из дома.), оплата долгов по кредитам дочери, мучительные попытки скрыть от окружающих, что происходит.
Поддержка появилась оттуда, где я ее не ожидала. От старшего сына я все скрывала. Отношения с сестрой у них были очень плохими на тот момент, и я старалась во всем ее покрывать. Скрыла и это. Боялась от него услышать, что сама во всем виновата. Но в какой-то момент не выдержала и все рассказала. Практически сразу его жена посоветовала мне Тульский Дом. Она психолог и с проблемой была знакома.
У меня появилась надежда. Это было в середине мая, мы съездили в Тулу, поговорили с руководством, консультантами, с ребятами. Нам объяснили, что единственная возможность, чтобы человек начал проходить программу, нужно его огромное желание, а для этого он должен увидеть свое дно, и понять, что так больше жить не хочет. А рекомендации простые — отказать в материальной помощи и в поддержке, пока дочь не захочет изменить свою жизнь. Не знаю, смогла бы я выдержать, если б не сын. Он все взял в свои руки. Дочь со мной в то время не жила, поэтому отказывать от дома не пришлось. Но ей было сказано, что с наркоманкой мы общаться не будем, но если она захочет все изменить, то мы ее поддержим. Ехать в реабилитационный центр в тот момент она оказалась на отрез. Почти полгода у меня не было с дочерью никакого контакта. Сказать, как мне было тяжело, это значит, ничего не сказать. Но сын мне постоянно повторял: «Хочешь, чтобы она выжила? Делай, что тебе говорят».
И вот 5 сентября она связалась с нами и попросила помочь. Я ее просила об одном: съездить в Тулу и посмотреть. А уж решать она будет сама, оставаться или нет. Мы поехали, и она решила остаться.
Первое время мне просто хотелось сидеть и ни о чем не думать. Я знала, что пока она в Тульском Доме, с ней ничего не случится, и, наконец-то, я могу просто расслабиться. Вернулся сон. Какое счастье было вечером клась голову на подушку и спокойно засыпать! Я регулярно приезжала, регулярно звонила консультантам, обсуждала волнующие меня моменты. Я видела, как меняется моя дочь в лучшую сторону. И в какой-то момент пришло понимание, что она там, на программе работает, а я начинаю отставать. Ведь есть созависимость, с которой надо бороться. Иначе я могу свести на нет все ее усилия. Но как это сделать? Как увидеть себя со стороны, мои реакции на ее поступки? Начала с того, что стала пытаться потихоньку ломать ту стену, которая между нами стояла. Что мне для этого нужно было делать? Не бояться говорить дочери вещи, которые могут быть ей неприятны, перестать заискивать. Ведь она знала, что я ее люблю, и не хочу своими словами обидеть. И не бояться выслушивать критику с ее стороны, заслуженную критику. Ведь если она говорит что-то для меня неприятное, это не значит, что она меня не любит. Это ведь так просто между обычными людьми, говорить то, что думаешь. Почему же с самым близким человеком это было так трудно? Ведь это и есть взаимное доверие, на котором держатся взаимоотношения людей.
Что было еще трудно? Было трудно услышать какие-то факты, которые слышать было больно. В начала программы дочь передо мной исповедовалась и просила прошение за совершенное. Но оставались какие-то непроясненные моменты, и я чувствовала, что если я не спрошу, то они так и будут стоять между нами. Как же было трудно прояснять все до конца, преодолеть выработанную годами привычку прятать голову в песок.
Очень было трудно все время помнить о том, что дочь моя уже давно выросла. И сама в состоянии позаботиться о себе. Постоянно присутствовало желание помочь, посоветовать, напомнить, сделать что-то за нее. Я и до сих пор с этим борюсь.
Очень помогали консультанты. С консультантами нам повезло. Думаю, что у нас их было больше, чем у других: Сергей, Катя, Лена, Саша. Каждый вложил душу, каждый дал что-то свое. Трудно выразить словами благодарность, которую я испытываю, и за поддержку и за справедливую критику. Знаю, что если бы меня только поддерживали, гладили по головке и успокаивали, толку было бы мало. Ведь находясь в таком благодушном состоянии, не станешь ничего менять в себе. Зачем? Ребенка сдал, с ним сделают то, что нужно, и вернут, как новенького. В этом-то и опасность. Он вернется, и попадет в ту же обстановку, из которой ушел. И кто может поручиться, что ребенок сможет переломить ситуацию, и не поведет в какой-то момент, сдавшись, себя по-старому. Справедливо ли взваливать на него и свою ответственность?
Когда наблюдаешь, как ребята на программе борются за себя с самими собой, уже не можешь быть безразлична к их судьбе. Очень было тяжело, когда уходили с программы ребята, не выдержав трудностей, особенно те, к которым мы привыкли, которые нам стали уже почти как родные. И вот тут происходили странные вещи. Связываешься с родителями таких ребят, и понимаешь, что разговариваешь с ними на разных языках. Многие, вместо того, чтобы понять ситуацию, выяснить, что же произошло, приехать поговорить с ребятами и консультантами, замыкаются в себе, и безоговорочно принимают версию своего ребенка, абсолютно забыв, что разводить и манипулировать они мастера. Очень тяжело принимать этот родительский комок обиды, горечи, страха и самообмана. После такого общения, чтобы прийти в себя, я вспоминала, как мы первый раз приехали в Тульский Дом, в полном отчаянии, понимая, что это последняя надежда. И тогда я приняла на веру все, что мне говорили: правила, как надо поступать и себя вести. Многое казалось странным и непонятным. И только значительно позже я начала осознавать, как и почему это работает.
И поэтому замечательно, что стали проводить родительские группы. Но, к сожалению, родители, не всегда понимают, что на родительских группах надо работать, хоть это и не просто. Проще отсидеться в кругу, послушать информацию, обсудить какие-то вопросы, чем включиться в тренинг. Это понятно: дальняя дорога, долгожданная встреча с детьми, хочется расслабиться и получать удовольствие. Но можем ли мы себе это позволить? Все родители при этом говорят о страхах, которые их преследуют: что ребенок может уйти с программы, что даже у тех, кто прошел программу, могут быть срывы. Но вместо того, чтобы принять участие в тренинге, чтобы быть готовым к ситуации, многие хотят просто, чтобы их успокоили. И когда консультант говорит: поймите, по статистике половина из тех, чьи родители здесь сейчас сидят, впоследствии сорвется, давайте работать. Очень жаль, что такие слова вызывают у некоторых родителей внутри протест, если не агрессию.
Так что надо работать, работать над собой. Не знаю, насколько хорошо мне это удалось, жизнь покажет. Помню, первый приезд дочери домой после перехода на 3-ю фазу. Я вдруг поймала себя на мысли, что есть желание обмануть память. Что ничего этого не было. Что вот она, ласковая и заботливая, открытая и энергичная. И захотелось думать, что такой она была всегда, забыть все ужасы, которые пришлось пережить. Когда я это осознала, мне стало страшно, потому что нельзя забывать о том, что было. Ведь наши отношения в социуме только начинают строиться, и вот теперь надо на практике применять все то, чему я научилась за эти два года. И от этого все встало на свои места.
Теперь моя дочь — выпускница Тульского Дома, и я горжусь этим, потому что знаю, как тяжело ей было проходить программу: взлеты и падения, после которых она каждый раз брала себя в руки, вставала и шла дальше.
И я знаю, что для нас все еще только начинается. Взаимопонимание, честность в отношениях, не бояться говорить друг другу правду — об этом постоянно надо помнить. Мне надо научиться отказывать в некоторых просьбах, если мне чего-то не хочется делать, или выполнить просьбу непросто. Нужно не забывать, что дочь уже взрослая и сама решает, как ей жить. Надеюсь, что мои советы она воспринимает, не как желание вмешаться в ее взрослую жизнь, а просто как взгляд со стороны, или желание поделиться информацией, которой у нее может не быть. Но, если она чувствует давление, то всегда говорит мне об этом. И я ей благодарна за честность.
Далее:
Программа которая помогает поверить в себя!
Наш сын поверил в Дом
Не теряйте времени
Сын стал наркоманом